Этот рассказ написан со слов моего отца, партизана 132-го отряда 130-й Петриковской бригады Полесского соединения Василия Михайловича Маскальчука.
Полесская область, Петриковский район, д. Грабов. Холодная весна 1933 года. По утрам на деревенских улицах в колеях кое-где появлялся тонкий весенний лед. По улицам идут украинские беженцы с малыми детьми. У некоторых дети идут босиком, много девочек без платков. У них на родине страшный голод. Беженцы заходят во дворы, просят поесть. Другой просьбы у них нет, только поесть и немного еды на дорогу, чтобы не умереть с голода. Я, десятилетний пацан, со своим двоюродным братом Семеном в это время находились у своего дедушки Данилы Аникеевича, складывали под навес сарая колотые дрова. Бабушка Прасковья в это время разложила на лаве свежевыпеченный ароматный хлеб. Молодая украинка, держа за руки девочку и мальчика нашего возраста, видимо, уловив запах хлеба, свернула в наш двор, подошла ко мне и Семену.
− Детки, если можно, вынесите нам поесть, мы уже не ели два дня, − проговорила женщина, прижимая своих детей к клетчатой бордовой юбке.
На нас смотрели испуганными глазами девочка и мальчик. На ногах у мальчика не было обуви, ноги покраснели от утреннего холода. Девочка была без платка, вся дрожала от холода, губы посинели.
Увидев, что я смотрю на ноги подростка, женщина сказала:
− Два дня назад мы выменяли его ботиночки на хлеб, а вчера за кусочек сала отдали Лизин теплый платок. А что было делать, дети совсем ослабели от голода…
Мне стало так жалко этих деток и женщину, что я, дернув за рукав Семена, потянул его в дом дедушки.
− Что, внучки, случилось? − спросила нас бабушка, укрывая хлеб вышитым ручником.
− Там во дворе женщина с детьми, голодные, просят поесть! − взволнованно докладывали мы бабушке.
− Нужно что-то дать, Прасковья, хоть и у нас самих не густо с продуктами, но людей надо спасать, − сказал дедушка, набивая трубку. − Может, и нам кто поможет в трудную минуту, добро оно всегда возвращается.
Бабушка аккуратно сняла ручник, выбрала две самых крупных буханки круглого хлеба, одну дала мне, а другую Семену. Данила Аникеевич, взяв нож, пошел в кладовку, а затем вышел оттуда с куском сала, подал его мне.
− Несите, внучки, женщине с детьми, и пускай они меня подождут во дворе, я сейчас, − сказал дедушка и поставив лестницу полез на чердак.
Мы с Семеном радостные выбежали из дома и побежали к женщине, вручили ей еще теплый хлеб и сало, заботливо завернутое бабушкой в чистую тряпицу.
Женщина, став на колени, стала нас благодарить, а затем сняла с мальчика и девочки нательные православные крестики и повесила нам на грудь.
− Пусть они будут вашей защитой и помогут в минуту смертельной опасности, никогда не снимайте их, − проговорила женщина.
В это время из дома вышел Данила Аникеевич, держа в руках небольшие детские лыковые лапти и кусок белого полотна.
− Вот, внукам плел, но вам нужнее, − дед посадил мальчика на колоду, аккуратно намотал полотно на его замерзшие ноги, закрепил лапти оборами. Девочке подал теплый шерстяной платок с густой бахромой. − Идите с Богом, авось еще и свидимся….
… Лето 1943 года. Для гитлеровцев в Беларуси наступили тяжелые времена. Нигде партизаны не дают покоя оккупантам ни днем, ни ночью. Уничтожают гарнизоны, пускают под откос воинские эшелоны. Чтобы скомпрометировать народных мстителей в глазах мировой общественности, рейхсфюрер СС Гиммлер издал приказ называть белорусских партизан бандитами и уничтожать без суда и следствия, применяя при этом самые изощренные пытки. И вообще, у фашистов в первую очередь подлежали немедленному уничтожению политработники, комиссары, евреи, партизаны, а затем огнеметчики и снайперы, причем, снайперы – независимо от пола.
Мы с Семеном воевали в то время в 132 отряде, входившем в 130 Петриковскую бригаду Полесского соединения. Наш 132-й отряд был самый многочисленный в бригаде − около 60 хорошо вооруженных бойцов.
Июльским вечером 1943 года отряд построился возле командирской землянки. К бойцам вышел командир отряда Григорий Ильич Кравец и начальник штаба Платон Максимович Остапчук.
− Товарищи бойцы, рано утром наш отряд выступает на задание. Может, оно не совсем боевое, но очень опасное − нужно доставить в нашу бригаду продукты, которые собирали для нас и жителей семейного лагеря, где много детей, жители нескольких деревень Петриковского и Житковичского районов, −проговорил Григорий Ильич, внимательно осматривая строй бойцов. − В пути отряд разделится на три группы, две группы побольше пойдут в Петриковский район, а одна, меньшая, в составе 10 бойцов, пойдет дальше, в Житковичский район, там очень опасно. По сведениям нашей разведки в этом районе много полицейских и бандеровцев, а также конный эскадрон эсэсовцев. В каждой группе будут наши разведчики, которые укажут дома, где жители собрали для нас продукты. Поведет отряд командир взвода Сумбат Арзуманян.
В 4 утра отряд поднялся по тревоге, построился и вышел в опасный поход. Пройдя 5 км по утренней росе, отряд разделился на три группы. Две группы бойцов повел в Петриковский район командир взвода Сумбат Арзуманян. Наша группа во главе с командиром разведки Александром Гавриловичем двинулась в сторону Житковичского района (Александр сам был родом из тех мест и хорошо знал расположение деревень).
− Всем соблюдать тишину, не бряцать оружием, осторожно ступать на сухой валежник, сейчас начнется опасная зона, контролируемая немцами, − наставлял нас по дороге Александр Гаврилович.
Все шло по плану. Обошли нужные деревни, собрали продукты, осталась только одна небольшая деревня Ветчинская Рудня, стоявшая на отшибе в глухом сосновом лесу. Уже начинало темнеть.
Оставив и замаскировав мешки с продуктами под столетней сосной, мы, проверив оружие, двинулись в сторону Ветчинской Рудни.
Через час, при тусклом свете луны, показались хаты деревни, было совсем темно. К трем часам утра продукты были собраны, можно было уходить в отряд. Но произошло предательство. Один из наших бойцов предложил переночевать в крайней избе возле самого леса, а как только рассветет, тогда идти в отряд. И даже сам вызвался первым стоять на посту и охранять нас. Мы были очень уставшие и поддались на уловку боевого товарища, оказавшегося немецким диверсантом.
… В пять утра с грохотом вылетела входная дверь, в хату ворвались немецкие каратели, никто даже не успел схватить оружие. Всех 9 человек вывели на улицу. Там был уже конный эскадрон эсэсовцев, много полицейских и бандеровцев. Среди них мелькнул и наш ночной часовой-предатель. Привязав к изгороди своего коня, к нам подошел немецкий обер-лейтенант в черной форме.
− Ну что, бандиты, попались! Изголодались в лесу, свиньи, хлебушек собирали, больше он вам не понадобится, − ухмыльнулся фашист и пнул сапогом мешок с хлебом.
− А сейчас, ты, ты и этих двоих, – толкнул каждого плеткой в грудь обер-лейтенант, − расстрелять, ведите их к лесу. Остальных бандитов ведите на ту поляну собирать землянику.
К поляне подъехал немецкий грузовик защитной окраски, с него спрыгивали каратели с огромными рычащими овчарками.
Нас, четверых, плотно окружив кольцом, повели к лесу на расстрел. Рядом со мной шел мой друг Александр Гаврилович.
− Неплохо сработала их разведка, все же сумели внедрить к нам в отряд своего диверсанта, − проговорил Александр. − Конечно, здесь есть и моя вина как разведчика.
В это мгновение я ощутил на своей груди медный крестик и сразу вспомнил украинскую беженку и ее слова: «В минуту смертельной опасности он спасет тебя». Кажется, эта минута уже наступила…
− Вася, когда нас построят, чтобы расстрелять, сразу бежим в правую сторону, там лес ближе. Немец без команды и пока не взведет затвор пулемета, стрелять не будет, а на это уйдет несколько секунд, − прошептал мне Саша.
Каратель поставил нас в ряд возле медно-бронзовой сосны, я стал последним справа, возле мена слева стоял Саша.
Фашист отошел от нас, чтобы дать команду пулеметчику: «Огонь!».
− Бежим! − крикнул Саша, дернув меня за рукав.
Раздался щелчок затвора пулемета, но мы уже успели забежать в спасительный лес, пули летели и попадали в стволы деревьев, выбивая кору и сбивая ветви…
Рассказ Семена
Нас пятерых повели на «земляничную поляну», выбранную обер-лейтенантом. Там уже находился конный эскадрон эсэсовцев и каратели с огромными овчарками, которых они едва сдерживали на поводках. И, конечно, собралось много зрителей − полицейских и их друзей, украинских националистов.
Намечалось очередное кровавое представление с участием безоружных людей.
− Ну что, пора начинать собирать ягоды, − прокричал немецкий офицер. − Постройте бандитов в ряд!
Офицер ударил меня плеткой в грудь, от удара порвалась рубашка, медный крестик сверкнул на солнце, и я вспомнил напутствие беженки, подарившей его мне.
Нас, предварительно избив, построили в ряд, я оказался крайним справа.
− Беги, бандит! − каратель толкнул первого нашего бойца прикладом в спину.
Боец побежал, и когда он был на середине поляны, каратели спустили своих волкодавов, которые, догнав бойца, загрызли его до смерти.
Через несколько минут все мои товарищи умерли в страшных муках под улюлюканье полицейских и бандеровцев, остался только я…
− Давай последнего! − приказал обер-лейтенант, размахивая парабеллумом.
Я побежал, за мной спустили овчарок, но они, добежав до середины поляны, повернули назад, словно какая-то неведомая сила держала их. Немцы немного отвлеклись, и я успел рвануть в сторону, за толстые деревья. Пули не достали меня, только дыхание холодной смерти в виде срезанных сосновых веток пронеслось над головой.
Задание было выполнено не полностью и страшной ценой. Отряд потерял 6 опытных бойцов, оружие, собранные продукты. После этого случая в бригаде была усилена работа нашей разведки по выявлению немецких диверсантов, которых фашисты забрасывали под видом красноармейцев и местных жителей. Даже женщины были диверсантами. Их фашисты использовали в качестве поваров, чтобы они при удобном случае подсыпали отраву в еду партизан.
Кажется невероятным, что при таком трагическом стечении обстоятельств, когда гибель уже была неминуема, и мой отец, и его брат Семен смогли выжить. Они искренне верили, что именно нательные крестики спасли их от смерти. Наверное, та украинская беженка от чистого сердца благословила их, когда еще мальчишками они пришли на помощь ей и ее детям, спасая от голодной смерти. И в минуты смертельной опасности, которая грозила им на войне, эти нательные крестики стали уже спасением для них…
P.S.
Я думаю, читателям будет интересно узнать, как дальше сложилась судьба героев этого рассказа?
После освобождения Беларуси мой отец Василий Михайлович и его боевой друг и брат Семен после запасного полка ушли на фронт и воевали до Победы. Затем еще дослуживали до 1947 года, пока не подросло молодое поколение, чтобы сменить их, фронтовиков.
Дедушка отца, 99-летний Данила Аникеевич вместе с бабушкой Прасковьей были зверски убиты карателями в феврале 1943 года во дворе своего дома, как и многие другие жители деревни Грабов, которую фашисты также сожгли.
Боевой друг и товарищ отца Александр Гаврилович геройски погиб, спасая свою небольшую группу при прорыве вражеской блокады в марте 1944 года.
Михаил МАСКАЛЬЧУК, г. п. Большая Берестовица
