С каждым годом все меньше среди нас людей военного поколения, в том числе и тех, кто участвовал в боях. И потому каждое воспоминание о том трагическом и героическом времени как никогда ценно. В начале этого года на 96-м году ушел из жизни постоянный читатель и друг «районки» Леонид Романович Соловей из деревни Подбогоники. Он бывал в редакции, присылал письма, в которых делился воспоминаниями, а также фотографиями своего отца, сделанными им на Гражданской войне. Леонид Романович был интересным человеком и собеседником, в свое время работал учителем, очень любил родной край и белорусский язык. Одно из писем его осталось неопубликованным, и сегодня мы решили исправить это. А рассказывал в нем наш автор о военном эпизоде, который случился под Ленинградом. Дело в том, что свояк Леонида Романовича – а во время обороны города на Неве он был рядовым сапером – после войны написал воспоминания о тех событиях. А Леонид Романович захотел познакомить с некоторыми из них и наших читателей: «Нямала прачытаў я ўспамінаў палкаводцаў, афіцэраў, якія камандавалі, выдавалі загады. І не знайшоў ніводнага ўспаміну радавога салдата – таго “вінціка” вайны, які выконваў любы загад і трапляў у самыя розныя, падчас неверагодныя сітуацыі. І калі аднойчы ў рукі мне трапіліся ўспаміны былога сапёра Уладзіміра Аляксеевіча Усцюжанскага, прачытаў іх з вялікай цікавасцю. Прапаную і вам адзін з эпізодаў яго ваенных мемуараў».
Связист
Осенью 43-го, после отгремевших синявинских боев, меня вызвал в штаб дивизионный инженер. Несколько дней уже шли дожди, дорогу развезло, и рассчитывать на попутный транспорт не приходилось. В непросохшей еще плащ-палатке я шагнул под моросивший дождь и зашел в деревню, где располагался штаб. Через некоторое время дождь усилился.
Невдалеке от дороги стоял покосившийся сарай, и я поспешил укрыться в нем от обрушившегося на меня ненастья. В сарае оказался не один: на куче прелой соломы сидел и курил солдат. Он встал при моем появлении, и лицо его показалось мне знакомым. Это не удивило меня, так как на петлицах у солдата были знаки связиста, а как раз связисты всегда располагались недалеко от саперов. Мне подумалось, что солдату пришло известие о несчастье, и я спросил об этом.
– Я и есть это несчастье, – отозвался солдат.
Дождь отчаянно молотил по крыше сарая, но на горизонте среди туч появились просветы, и я решил еще немного посидеть. Передвинувшись от пробившейся струйки дождя поближе к солдату, увидел, что из глаз его катятся слезы.
– Ты чего же, браток, так расквасился? – неумело пожалел я своего соседа.– Смотри, какой ты молодец: и ростом вышел, и крепок, и красив, а главное ведь – жив! Не надо горевать!
Солдат снял шапку, размазал слезы по лицу и, видно, повинуясь неодолимому желанию облегчить душу, рассказал мне про свою беду.
В недавних боях он был телефонистом, наступал с разведчиками-артиллеристами. Бои шли с переменным успехом: некоторые участки после очередной ожесточенной схватки переходили то к нам, то к немцам. Офицер-артиллерист со своим связистом был в самом пекле и руководил огнем. После сильнейшего обстрела пришлось оставить захваченный участок и удобный блиндаж, оказавшийся на выгодной высоте, так как пехота отходила. Офицеру сделать это было просто, он налегке. У связиста же – тяжелая катушка за спиной, оружие, мешок с солдатским барахлом. В общем, замешкался солдат, испугался и упустил момент. Когда же решил двинуться, то было уже поздно: на фоне непрекращающейся стрельбы услышал вдруг немецкие слова, и в следующую секунду к нему в блиндаж буквально вкатился немец с автоматом и гранатой в руках.
Дальше все развивалось словно в сказке. Немец перепугался, но заорал: «Иван, хэндэ хох!» Наш герой сопротивляться не стал. Вокруг стоял кромешный ад. Рвались снаряды, мины, трещали автоматы, а в блиндаже сидели два совершенно разных солдата. Немец был здоровенным. Взяв автомат связиста, он дал ему знак опустить руки. Лицо фрица стало довольным: он заполучил трофей и мог рассчитывать на награду. В то же время был, по-видимому, человеком незлобным и во избежание осложнений для связиста велел ему снять гвардейский знак и спрятать лишние документы. Тот отвинтил знак и вместе с комсомольским билетом засыпал его, под одобрение немца, землей в блиндаже. Оба покурили. Бой не затихал и, казалось, близок уж финал этой истории. Но дело повернулось по-другому. Поддав огня на этой высоте, опять вперед пошла наша пехота. Блиндаж находился, что называется, «на пупу» и от взрывов ходил ходуном. С неба пикировали самолеты. Послышалось «Ура-а-а!», и немцу стало ясно, что со своим трофеем ему нужно бежать. Но как это сделать, если кругом кромешный ад? И фриц, прикинув в уме, решился на что-то другое. Показал знаками связисту, что пленный теперь – он, немец, затем отодвинул в сторону автоматы и поднял руки вверх. Связиста такая перемена устраивала. Но Иван велел руки опустить и, помня о великодушии своего «подопечного», снял с него значки, медали и тоже велел проверить на всякий случай документы. Свой комсомольский билет и гвардейский знак он откопал и положил в карман. Так оба друга и встретили нашу пехоту.
Связист без лишней скромности передал свой трофей разведчикам и был отмечен их командиром для представления к поощрению или к награде. Однако все испортил несчастный немец. При допросе он рассказал не только о воинских частях, в которых воевал, о передвижении войск и командирах, но и историю своего пленения. Награды наш связист не получил. Он тоже чистосердечно все рассказал в штабе, где его исключили из комсомола. И вот теперь возвращался в часть, где служил.
… Не всякому дано даже за долгие годы пережить то, что на войне порой случается за день. Солдату было двадцать лет, впереди – вся жизнь и неизвестно какие испытания.
Как мог, я приободрил связиста:
– Не унывай, солдат, что было, то прошло, Судить тебя по праву может всякий, а вот по совести лишь тот, кто сам прошел через горнило смерти. Дорога впереди большая, и ты еще сумеешь доказать, на что способен.
У юноши высохли слезы. Видно было, что на душе у него отлегло. Небо посветлело, и только редкие капли срывались ветром с наклонившихся над сараем ветвей. Мы попрощались. Каждый пошел своей дорогой.
Подготовила Мария Драпеза
